Чарличарли серферы называют тяжелую и очень пенистую волну, несущую много песка и донных камней. Когда пытаешься ее оседлать, получаешь страшный удар в лицо, и это ощущение, доложу я вам, не из приятных.
В безветрии лунной ночи не колыхалась ни одна травинка. Негромкий шум прибоя, доносившийся снизу, напоминал далекое бормотание молящейся толпы. В общем, иногда мне кажется, что все в порядке, а на следующий раз возникает ощущение, что вся жизнь это одна большая чарличарли.
Чарличарли серферы называют тяжелую и очень пенистую волну, несущую много песка и донных камней. Когда пытаешься ее оседлать, получаешь страшный удар в лицо, и это ощущение, доложу я вам, не из приятных.
Она говорит об этом с такой убежденностью! И, представь себе, совершенно спокойно.
От этого ее фантастического спокойствия мне становится еще больше не по себе. Я и не знал, что тебе может быть не по себе. Я сам не знал. Но в следующий раз их оказалось уже несколько.
Потому что они вели себя совсем не пообезьяньи. Обезьяны обычно игривы, прыгучи, веселы. Сосредоточенные, серьезные, тихонько попискивают. Рассматривают меня, изучают дом, и видно, что не из одного только любопытства, а с какойто определенной целью. С какой еще целью? Бобби лишь пожал плечами. Они вели себя так странно, так. Да, это выглядело непостижимо.
Я знал, что мне никто не поверит. Мне даже самому начинало казаться, что я галлюцинирую. Тогда я взял фотоаппарат и решил заснять все это на пленку, но у меня ничего не вышло. Ты забыл снять крышку с объектива. Они не хотели, чтобы их снимали. Как только увидели камеру, сразу же разбежались и попрятались, причем быстро, как молнии. Бобби посмотрел в мою сторону, словно желая убедиться, что его слова произвели на меня должное впечатление, а затем снова перевел взгляд на дюны. Они знали, что такое фотоаппарат.